Теперь же вернёмся к дальнейшему ходу событий касательно нас. Привезли в ИВС. Обыскали и развели по камерам. Ничем особым содержание там не отличается от тюремного. Главное и основное отличие в том, что нет доступа ни к каким средствам массовой информации, а при отсутствии часов определить время невозможно. Плюс ко всему — ежедневные обыски. Хотя в самих камерах искать нечего, всё забирали при входе. Оттуда возили на допросы в СБУ и уже потом на первый суд, который избрал нам меру пресечения в виде содержания под стражей. Если бы не яркая лампочка, круглосуточно бившая в глаза, то вполне терпимо. Тем более что можно было отлежаться и немного прийти в себя после побоев, да и хотя бы попытаться проанализировать, что же произошло и как быть дальше. Наша (да и не только наша) беда была в том, что законодательство и права граждан вследствие полной юридической безграмотности оставались чем–то абстрактным. Мы с сыном уже потом, на свободе, говорили, что если бы пришлось пройти всё по новой (не приведи Господь, конечно), то многих ошибок можно было избежать. Вряд ли нас отпустили бы, но весь процесс мог пойти по-другому и с другим результатом. Что об этом сейчас говорить? Хотя для тех, кто читает эту статью, многое может пригодиться в дальнейшем. От сумы да от тюрьмы, как говорится...

На третий день нас повезли в суд, и там стало известно, что нас обвиняют по статье 258, часть 2 (террористический акт). Была также статья № 263 (незаконное хранение оружия) благодаря стараниям силовиков, подбросившим нам на место задержания взрывчатку, электродетонаторы, провода и элементы электропитания. С отбитой головой было тяжело всё это осмыслить, да и деваться было уже некуда. Получили меру пресечения в виде содержания по стражей сроком на 60 дней. Репрессивная машина, набрав обороты, начала ускорять ход, перемалывая людские судьбы. Наши судьбы.

Опять привезли в ИВС и, когда там увидели статью, по которой нас обвиняют, устроили такой личный обыск, что просто трэш. Заставили раздеться догола и приседать. На вопрос, почему так раньше не было, ответили, что раньше такой статьи не было. И вновь о курьёзах: когда нас привезли в первый раз, один из охранников вычитал в интернете, что в РФ работники пенитенциарки получают $1000. У них всех аж слюнки потекли! Ждали они русские танки, и ждали очень, надеясь остаться на своих местах и жить припеваючи. Не срослось.

Следственный изолятор временного содержания (СИЗО). Собственно, тюрьма

Что можно сказать? Меньше болтать и больше слушать. Не бояться проявлять интерес (вопросы там задают только менты). Самое главное: жизненно необходимо понимать, как всё устроено и как всё работает. Приносить пользу себе и окружающим. Это всё, что нужно знать. Всё остальное расскажут и подскажут. Там живут обычные люди, каждый со своим характером и менталитетом.

Мне повезло в самом начале. Первую беседу с новоприбывшими проводит дежурный опер, он же распределяет вновь прибывших по камерам. Им оказался хороший знакомый моих друзей. Выслушал меня и определил в т. н. «хатку-загадку» — есть такие во всех тюрьмах. Про них никто и ничего толком не знает, они ни с кем не на связи, менты их тоже не трогают. Там я смог по–настоящему расслабиться и начать рационально мыслить. Вообще–то такие «хатки» предназначены для заключённых, которые, в силу определённых обстоятельств, не могут находиться в общей массе. Или по знакомству. Вот в такую камеру я и попал вначале — ровно на одну неделю. Этого времени, в принципе, хватило, чтобы немного прийти в себя. Болело всё, тело — от головы до пальцев на ногах — было одной сплошной болевой точкой. Особые неудобства доставляли забитые ребра — спать не было никакой возможности. Во время задержания повредили сетчатку глаза и сломали два моста во рту — это не говоря о других трамвах и повреждениях. Но зато в «хатке–загадке» никто не беспокоил.

Прошла неделя, и тут совершенно неожиданно рано утром за нами приходят и приказывают собираться на этап. А что нам собираться? Встали, умылись и пошли. Было только два вопроса: что призошло и куда нас везут?

На улице больше 30 градусов жары, а нас набили в автозак как сельдь в бочку и повезли куда–то. У нас в области две тюрьмы — одна в центре города, другая в 20-ти километрах. Именно в то время на Донбассе началось серьёзное противостояние, и всех политических свозили в одно место, даже не знаю, с какой целью. Было очень много людей из Мариуполя, которые принимали какое–то участие в майских событиях и попали под раздачу от (в то время ещё) батальона «Азов».

Что можно сказать о тюрьме, в которую нас привезли? Днище! За пять месяцев, которые я там находился, тюремную баланду не ел ни разу. Полностью несъедобное варево. Хлеб горелый снаружи и сырой внутри с кислым привкусом. Там давали рыбу, бычки. Я находился на втором этаже, но вонь чувствовал уже тогда, когда баландёры начинали подниматься по лестнице. Рыбу не чистили совсем и недожаривали — такая себе вонючая субстанция. Среди заключённых ходили слухи, что поваров–сидельцев, которые осмеливались более–менее качественно готовить, прессовали сами менты. Вплоть до физического воздействия. И так во всём!

Меня особо не трогали, потому что знакомые похлопотали, а вот на моего сына хорошее отношение не распространялось. Сперва посадили его с детдомовцем, у которого IQ был на уровне насекомого, а затем с натуральным психом, зарубившего своего отчима топором — тот его на дискотеку не пустил. Обыски были практически каждый день — искали телефон. Перекопали всю камеру, не зная о том, что днём телефон был спрятан в моей камере и только вечером я его сыну передавал. Так и не нашли. Когда сыну всё это надоело, он заставил своего адвоката написать жалобу с требованием перевести его обратно в городскую тюрьму. Жалоба сработала как положено, и сына вызвали к начальнику СИЗО. Там же находился и начальник оперчасти. Вообще–то они любят задавать уникальные по своей абсурдности вопросы типа «Тебе что, плохо у нас сидится?». На что сын ответил: «Офигенно сидеть с душегубом со справкой и бояться спать по ночам! Так же весело сидеть без средств массовой информации. А особо веселят ежедневные шмоны». Пообещали, что всё устроят, нужно только отозвать жалобу. Когда вернулся в камеру, там был новый контингент и огромный зомбоящик. Жизнь сразу наладилась, если можно так выразиться, находясь в тюрьме. Обыски тоже прекратились.

Пять месяцев мы мечтали вырваться оттуда — для начала хотя бы в городскую тюрьму. Всё это время нас возили на допросы и прочие следственные действия, вернее возили моих подельников. Я же, в свою очередь, воспользовался своим правом не давать показания (ст. 63 Конституции Украины) и перестал смотреть на опостылевшие лица следователя и прокурора. Пока сидели там, один из наших подельников заключил сделку со следствием и начал давать против нас показания. Ему поменяли статью на более мягкую, впаяли условный срок и отпустили домой. Справедливости ради хочу сказать, что на суде, будучи в качестве свидетеля от обвинения, он всё–таки нашёл в себе мужество и рассказал, как всё было на самом деле, а не то, что ему сказали говорить эсбэушники. Хотя на суд его сопровождал именно следователь «избы», который вёл наше дело. Парень год назад повесился якобы из–за несчастной любви, хотя кто знает, что там произошло на самом деле. «Изба», она такая «изба»... По себе знаю.

Настал тот день, когда наконец началось судебное разбирательство по сути, и нас в очередной раз перевезли в городскую тюрьму, что в общем–то вызвало определённые положительные эмоции. Город есть город, и тюремный быт был налажен более–менее сносно, равно как и отношения между людьми. Много позже начальник СИЗО мне признался, что эсбэушники пытались на него надавить, чтобы устроить мне «весёлую жизнь», но он не согласился. Да и как он мог пойти навстречу «избе», если пил водку с моими друзьями?! Они бы ему этого не простили. Да и знакомы мы с ним были задолго до ситуации. Профессия у меня такая — постоянно знакомиться с новыми людьми. Была до отсидки.

Суды, судьи, прокуроры, адвокаты и пр.

Не вдаваясь в особые подробности всей этой судебной тягомотины, могу сказать одно: на тот момент нам помочь не мог никто и никак. Наше дело было на контроле в Администрации президента, и всё было направлено на то, чтобы вынести нам приговор по особо тяжкой статье. И хотя судьи (мои ровесники и имеющие детей одного возраста с моим сыном) были на нашей стороне, они подчинялись указаниям сверху, а указания шли в привязке к политической целесообразности. С другой стороны, они всё понимали и тянули время, насколько это было возможно. Не давали прокурорам зверствовать и достаточно лояльно принимали во внимание наши замечания в ходе судебных заседаний. Есть один нюанс: подсудимый не может прямо заявлять о своём видении того или иного момента. Но, например, при опросе свидетелей можно задавать ряд вопросов, которые показывают истинную суть вещей, невзирая на собственно ответы свидетелей. Так было с операми из СБУ, которые нас пытали, так было и с другими персонажами. Адвокаты до определённого момента выполняли роль статистов, несмотря на то, что им платили деньги, и немалые. Таких стяжателей нужно ещё поискать! (Я уволил шестерых.)

Наконец в судебный процесс вошёл настоящий адвокат, которого нашли друзья моего сына. За относительно мягкий приговор мы должны быть благодарны ему и только ему. Он не оставил от обвинения камня на камне, разнёс всё на атомы, и в конечном итоге нас, по логике вещей, должны были отпустить или хотя бы поменять статью на более мягкую и тоже отпустить по домам. К этому всё шло. Но АП Украины...

Перед последним словом к нам подошёл адвокат сына и сказал, что был очень серьёзный разговор с людьми, которые решают наши дальнейшие судьбы. (Забыл сказать, что ввиду особо тяжкой статьи у нас была коллегия в составе трёх судей.) Они прямо заявили, что по совокупности доказательств (а скорее в силу их полного отсутствия) они должны нас отпустить, но прокуратура в апелляционном суде сумеет добиться нового рассмотрения нашего дела. Политика, мать её! Поэтому нам предложили достаточно мягкие условия. В связи с тем, что в силу вступил т. н. «закон Савченко» (года за два), сын получает три года и уходит домой из зала суда, я — на год больше, а наш третий подельник (рецидивист) ещё плюс год. В случае нашего отказа всё завертится по новой, новый состав коллегии может оказаться не столь благосклонным, хотя шансы на победу у нас нарисовались более чем реальные. Сын смотрел на меня, и я принял решение соглашаться. Его посадили, когда его дочке было девять месяцев, и прошло уже полтора года. Ребёнок фактически своего отца не знал. Наш подельник тоже нас поддержал, мы дали согласие. Единственным условием этого «соглашения» был наш отказ писать какую-либо апелляцию. На этот шаг мы тоже пошли, не думая тогда о том, что в случае кардинальной смены курса государства мы не сможем добиться отмены навязанного нам приговора, то есть снять судимость. Сегодня этот момент доставляет определённые неудобства. Особенно для сына.

Наступил день, когда прозвучал приговор суда. Когда судья начал зачитывать все наши «прегрешения», я уж было подумал, что дадут минимум лет по десять каждому. Всю доказательную базу, порванную адвокатами в клочья, признали имевшую место быть. Но потом огласили сроки, и мы поняли, что судьи свою часть сделки выполнили честно. Сын пошёл домой, а мы с подельником поехали обратно в тюрьму - готовится к отправке в лагерь для отбывания срока.

Из приговора: «Гражданин ... в неустановленное следствием время, неустановленным образом, в неустановленном месте приобрёл у неустановленного лица 375 грамм взрывчатого вещества (пластида) для дальнейшего его использования с целью дестабилизации обстановки в городе ... и регионе».

А само обвинение — «незавершённая попытка террористического акта». Только вдуматься в формулировку!.. Но пролезло. И хотя дали меньше меньшего, пришлось посидеть в неволе определённое время.

Мама

Всё это время моя 80-летняя мама боролась за свободу мою и моего сына. Писала бумаги, носила нам передачи и приходила на все без исключения судебные заседания. Довела всё руководство тюрьмы до состояния истерики. Медики, так те вообще от неё шарахались. Адвокаты увольнялись моментально, если не проявляли должного усердия. Мама! Этим все сказано. Боролась изо всех сил. Земной поклон!!!

P. S. Никто из моих друзей и знакомых ни на одну секунду не поверил, что я могу совершить нечто подобное тому, в чём меня обвиняли. Несмотря на противоположные политические взгляды и различное видение происходящих в стране процессов. Не поверил никто, и даже наоборот — помогали всем, чем могли. Если бы просил больше помощи, то её бы оказали, но уж такой характер — не могу обращаться с просьбами материального плана к кому бы то ни было.

P. P. S. Вспомнил. В процессе задержания и пыток, за всё это время никто из моих ребят не издал ни звука. Только иногда тихо стонали после очередных и особо болезненных ударов. Насколько я знаю, в СБУ до сих пор говорят о нас с уважением. И хотя на их мнение нам плевать с высокой колокольни, факт остаётся фактом.

Автор: Влад Воробьёв