Максим Меняйло, настоятель Храма на Крови, большой, добродушный, но вечно печальный человек — чем-то похож на медведя Балу из советского мультфильма про Маугли. Сейчас он заперт журналистами в углу зала городской администрации.

— Если мы поймем, что может пролиться кровь, тогда вообще все надо отменять, — говорит отец Максим журналистам.

Через десять минут начнется встреча мэра со сторонниками строительства храма святой Екатерины. Все места за длинным столом уже заняты, на стульях вдоль стен сидят вплотную люди в галстуках и без. Микрофоны телеканалов и интернет-порталов нацелены на бордовую спинку стула — там должен сесть градоначальник. Общий гул голосов временами выбрасывает отчетливые слова: «Что будет дальше?», «Это ведь уже в третий раз...», «Только законными методами…»

Входит мэр Александр Высокинский.

— Давайте наметим вопросы для обсуждения выбора площадки под строительство храма, — начинает он.

— А как же решение губернатора вчерашнее по поводу исключения сквера из перечня площадок для строительства?! — вскрикивает худой зрелый мужчина в костюме.

22-го мая губернатор Свердловской области Евгений Куйвашев сообщил, что власти отказались от идеи строительства храма святой Екатерины в Сквере после того, как ВЦИОМ провел очередной опрос. На этот раз 74% горожан, участвовавших в опросе, посчитали, что место для храма выбрано неудачно. Мужчина, завладевший сейчас вниманием, стоит в толпе журналистов. Его худая спина мелко подрагивает, словно ему под пиджак пускают разряды электричества.

— Вопрос храма на сквере закрыт раз и навсегда! — выкрикивает он. — Зачем к этому возвращаться?

— Не закрыт! — кричат из-за стола.

— Закрыт!

— А мы не согласны!

— А вы кого представляете? — спрашивает мэр, с самого начала встречи попытавшийся взять тон непоколебимой беспристрастности.

— Сторонников сквера.

— В субботу мы встречались со сторонниками сквера и дали им высказаться, — говорит мэр. — Сегодня мы встречаемся со сторонниками храма.

— Нечего обсуждать то, что закрыто раз и навсегда! — мужчина покидает зал.

— Скажите, пожалуйста, — из-за стола раздается мужской голос, исполненный глубокой обиды, — как вы считаете, какова роль храма в духовном состоянии города?

— Основная, — это слово мэр бросает как бы мимоходом, словно не хочет, чтобы оно выделилось и привлекло внимание, но в то же время какой-то железной ноткой в голосе дает понять: это вопрос его собственной религиозной стойкости, и он тоже закрыт. — Давайте двигаться дальше. На сайте городской администрации мы дали возможность всем желающим внести свои идеи, заявок уже поступило шесть тысяч. В течение 10 дней мы их рассмотрим, отберем площадки в центре города в шорт-лист, обсудим их с градостроителями. Далее. Мы сделаем три точки в каждом районе города для проведения опроса, обеспечим их видеонаблюдением. Почему опрос, а не референдум? Референдум — это процедура, которая длится от полугода до восьми месяцев. Референдум — это 120 миллионов из городского бюджета. Референдум — это участие 50 процентов жителей города, не менее. А у нас с вами в прошедших выборах Городской Думы участвовало всего 30 процентов горожан. Если мы не обеспечим явку, референдум может быть признан несостоявшимся. У меня цель — как можно быстрее достигнуть консенсуса с горожанами. Сегодня стоит вопрос доверия городского сообщества даже не к власти, а друг к другу.

— С какого возраста люди могут участвовать в опросе?! — спрашивают из зала.

— Любой человек, обладающий избирательным правом, — отвечает мэр.

Раздаются бурные аплодисменты.

— Рано им еще… — говорит добродушный голос из-за стола, видимо намекая на многочисленных несовершеннолетних, принимавших участие в протесте.

Мэр Александр Высокинский  012_rusrep_10-1.jpg Вова Жабриков/ URA.RU/TASS
Мэр Александр Высокинский
ВОВА ЖАБРИКОВ/ URA.RU/TASS
«ДАВАЙТЕ Я ТОГДА ОЗВУЧУ СВОЮ ПОЗИЦИЮ… — ГОВОРИТ МЭР.  ОН ДЕРЖИТ И МНЕТ, КАК РАЗГОРЯЧЕННЫЙ МЕТАЛЛ, ПАУЗУ. — Я… НА СЕГОДНЯ… НЕ ГОТОВ… ВЫЧЕРКИВАТЬ СКВЕР… ИЗ ШОРТ-ЛИСТА ДЛЯ ГОЛОСОВАНИЯ!»
— Мы не обсудили главного, — встает интеллигентного образа мужчина. — Законная площадка в сквере будет включена в шорт-лист или нет? Если нет, то мы создаем серьезный прецедент — когда люди проходят законным путем все согласования, а меньшинство нам практически навязывает свою точку зрения.

— Браво! — звучит зал. — Чему нас научили наши оппоненты, так это тому, что на закон они смотрят, мягко говоря, по-своему.

— Мы должны их по-христиански простить!

— Мы 10 лет так и поступали!

— «Русская Медная Компания», — представляется мужчина делового вида. — В 2016-м году было выбрано место на пруду, утвержден эскизный проект. А в конце 17-го года нам сказали: «Есть недовольство населения, мы рекомендуем отказаться от этой идеи. Вам предоставляется площадка возле Театра Драмы». Ну хорошо, мы разработали очередную дорожную карту по подготовке строительства. Городская администрация снова все одобрила. У нас теперь есть все необходимые разрешения. В общественных слушаниях приняли участие больше людей, чем в опросе ВЦИОМ. Большинство проголосовало за храм. Фонд Святой Екатерины принял на себя обязательства по благоустройству набережной, примерная смета превышает миллиард рублей. Нам казалось, что мы со своей стороны сделали все и город получит хороший подарок. И вот теперь у нас снова идет дискуссия о том, участвует эта площадка в опросе или нет. А каковы дальнейшие гарантии? Ну хорошо, мы проведем опрос. А дальше что?

— Ну… Вы все правильно говорите, — отвечает мэр. — С точки зрения гарантий моя позиция следующая: мы проведем опрос, и дальше место меняться не должно. Я понимаю, что теперь миллиард на набережную нужно искать из бюджета, — в его голосе слышится отчетливая грусть.

— А я хочу сказать от лица православной молодежи, — поднимается другой молодой человек. — Мы не против того, чтобы выбирать новые площадки. Но мы не должны постоянно смиряться с незаконными действиями организаторов протеста. Один проект был отвергнут в 2010-м году, тогда мы хотели восстановить на прежнем месте в прежнем виде. Хорошо, мы смирились. Представили второй — храм на воде. Очень красивый. И этот проект активисты тоже отвергли. Теперь они блокируют третий, — студент рассказывает собравшимся то, что им и без него хорошо известно, но в его голосе звучит такое молодое возмущение, и это возмущение вступает в такой контраст с насильно-смиренными голосами собравшихся, что зал разражается бурными аплодисментами. — Мы не хотим воевать, мы — честные граждане, но хотим, чтобы и наши права соблюдались!

— Давайте я тогда озвучу свою позицию… — говорит мэр, когда очередные аплодисменты стихают. Мэр держит и мнет, как разгоряченный металл, паузу. — Я… на сегодня… не готов… вычеркивать сквер… из шорт-листа для голосования!

Зал с ослепительно-белой лепниной и кроваво-бордовыми занавесками выдает самые продолжительные за все время встречи аплодисменты.

— Тарантуев Александр, православный человек, предприниматель, — на площадку рядом с мэром вырывается худощавый мужчина. — Господа и дамы, все, кто здесь находятся, — возбужденно тараторит он, — хочу задать вам простой вопрос. Почему рухнула Российская Империя? — мужчина прислушивается к веселому гулу, который вызвал его вопрос. — Совпало! — вдруг выпаливает он. — Вы понимаете, просто совпало! Внешний враг, внутренний — совпало! И сегодня на драме то же самое — совпало! Люди не против храма. Я там ходил, разговаривал. Там большинство — православные! Но совпало — силы, которые против России, и богоборцы, они всегда будут собираться вместе и всегда будут против нас совпадать!

— Мы возмущены работой СМИ и ложью в СМИ! — кричат из зала.

— Я — не СМИ, — парирует мэр. — Великую страну разрушили ради того, чтобы мы не могли влиять на СМИ. Но мы готовим иски к распространителям ложной информации.

— Совпало, совпало, просто совпало… — приговаривает возбужденный бизнесмен за моей спиной.