Оксана Чорна
6 ч ·
До меня вот только дошло.
Я вчера днем заехала в больничку в Счастье. Макс, ну тот военный хирург из 59, что принимал и оперировал раненных, курил на ступеньках. От усталости его глаза были мутные. Все бойцы были прооперированы. Их состояние стабильно. И они были отправлены на эвакуацию.
Тогда мы еще не знали нормально ли они долетели. И только ждали звонка.
Он курил сигарету за сигаретой.
С 4 вечера и до 9 утра он метался и из операционной к раненным, что лежали рядами на полу в приемной, потом в рентген кабинет, и назад. Ребята из его бригады казалось размножились. Обезболивающее, капельницы, рентген и снова в операционную.
И так по кругу.
А сейчас. После ночи полной борьбы и боли…
Я стояла рядом с Максом и слушала, слушала, слушала. Как он сыпал медицинскими терминами описывая шаг по шагу что он делал.
В его голосе была одновременно усталость и гордость. Они спасли их. Всех пятерых.
А до меня вот только дошло. Я за вчерашний вечер делала столько всего нового. Того что я никогда раньше не делала. Точнее, я никогда раньше не оказывала первую, да вообще никакую помощь в больнице.
И в Курахово и в Станичке мы просто привозили раненных и передавали медперсоналу больницы. Да, на поле боя я оказывала первую помощь. Да и вторую и вообще делала много всего. Но принцип работы был таков, что как только мы добираемся до больницы, где расквартированы военные врачи, мы просто передаем раненных им и ждем пока нам вернут носилки.
Гражданский медперсонал больницы всегда был на подхвате.
Сестрички ловко снимали одежду. Обмывали раны, готовили к рентгену, а одновременно меряли давление, ставили капельницы…
И пока врачи возились с самыми тяжелыми, остальные раненные уктывались на каталках под мягки успокаивающий голос сестричек вглубь темного коридора.
Дальше коридора приемного отделения ни эвакуационная бригада, ни солдаты помогающие с доставкой раненных, никогда не заходили.
И пока мы ждали, когда раненного переложат на операционный стол, и передадут нам носилки, было время потрындеть с другими солдатиками, которые волей случая оказались в больнице.
А потом, забрав имущество мы уметались за следующими и следующими раненными.
А тут…
Раненных было много. Да.
Но не было абсолютно гражданского персонала. Точнее они были. Медсестры чинно сидели в конце коридора и наблюдали как одни окровавленные люди пытаются поставить другим капельницы, метаются в поисках растворов и шприцов. И никто вообще никто не подошел и даже не поинтересовался.
Мимо проходили импазантные врачи и халатиках.
А я пыталась заткнуть рану в бедре целоксной салфеткой, т.к. из нее все текла и текла кровь.
К помощи подключились и те военные, которые лежали в стационаре на втором этаже. Они помогали с капельницами. Помогали носить тыжеленные носилки с каждым раненным на второй этаж, чтобы сделать рентген. Лиля, инструктор боевой подготовки, как раз вовремя попала в больницу с флегномой кисти. И этой перебинтованной рукой с дренажами она тоже тягала больных.
И даже ВСПшник, прибывший опросить раненных, был задействован в оказании первой помощи.
Но это дошло до меня только после слов Макса. Слов полных горечи и боли.
Врачебный долг говорите. Для медиков все пациенты одинаковые. Ага. Как же.
Лишь девочка из рентген кабинета и еще одна сестричка из лаборатории, делали свою работу.
Знаете что. Что в этом всем самое ужасное. Это не кровь, не боль, и даже не смерть.
А то что я перестала понимать что мы тут делаем. Мы все.
