ПОХОЖДЕНИЯ БРАВОГО СОЛДАТА ШВЕЙКО НА УКРАИНЕ. COLONEL CASSAD
— Убили, значит, Бабченко-то нашего — сказала Швейко его домработница.
Швейко несколько лет тому назад, после того как медицинская комиссия в Краматорске признала его идиотом, ушел с военной службы в АТО и теперь промышлял продажей собак, одетых в вышиванки, безобразных ублюдков, которым он сочинял фальшивые родословные идущие от трипольских времен и красил в жовто-блакитный цвет.
Кроме того, он страдал от контузии, полученной под Попасной, и в настоящий момент растирал себе колени разведенным хозяйственным мылом.
— Какого Бабченко, пани Мюленко? — спросил Швейко, не переставая массировать колени. — Я знаю двух Бабченко. Один работает журналистом в Чехии. Как-то раз по ошибке послал ему перевод на Яндекс-деньги; а еще есть тот, с которым я служил под Попасной. Обоих ни чуточки не жалко.
— Нет, журналиста Бабченко, сударь, убили. Того, что жил в Киеве и хотел поехать в Московию на танке, того лысого, с Яндекс-кошельком…
— Святая Небесная Сотня! — вскричал Швейко.— Вот-те на! А где это с господином Бабченко приключилось?
— В Киеве его укокошили, сударь. Из револьвера. Пошел по просьбе супруги за хлебом…
— Скажите на милость, пани Мюленко, сходил за хлебом. Конечно, такой барин может себе позволить такие вольности. А наверно, и не подумал, что походы за хлебом могут так плохо кончиться. Да еще в Киеве! Киев это на Украине, а не в Украине, пани Мюленко… А подстроили это, русские, Нечего нам было отнимать у них Крым…Вот какие дела, пани Мюленко. Бабченко, значит, приказал долго жить. Долго мучился?
— Тут же помер, сударь. Известно — с револьвером шутки плохи. Недавно у нас в Никополе один господин забавлялся револьвером и начал стрелять в сторону патриотов, которые просто пришли посмотреть на депутатов, которые стреляют во время заседаний в тех, кто обливает их краской.
— Из иного револьвера, пани Мюленко, хоть лопни — не выстрелишь. Таких систем — пропасть. Но для Бабченко, наверно, купили что-нибудь этакое, особенное. И я готов биться об заклад, что человек, который стрелял, по такому случаю разоделся в пух и прах. Известно, стрелять в Бабченко — штука нелегкая. Это не то, что секретным ядом отравить Скрипаля.
Все дело в том, как до него добраться. К такому журналисту в обносках не подойдешь. Непременно нужно надеть фирменую кепку и джинсы с вышиванкой, а то того и гляди сцапает полицейский из новой полиции за недостаточный патриотизм.
— Там, говорят, что не просто так его убили.
— Разумеется, пани Мюленко, — подтвердил Швейко, заканчивая массаж колен.— Если бы вы, например, пожелали убить Бабченко или нашего президента, вы бы обязательно с кем-нибудь посоветовались. Ум хорошо — два лучше. Один присоветует одно, другой другое, «и сгинут наши вороженьки», как поется в нашем гимне. Главное — разнюхать, когда такой барин пойдет за хлебом. Помните господина Белого, который застрелился два раза в грудь по приказу нашего Авакова, после променада в прокуратуру? А ведь они вместе по майдану прогуливались! Вот и верьте после этого людям!
— С той поры ни один герой майдана не ходит гулять пешком, все на бронированные иномарки пересели. Такая участь многих еще поджидает. Вот увидите, пани Мюленко, они доберутся и до Петра Алексеевича, а может быть, не дай бог, и до нашего Матвея Ганопольского, раз уж начали с его коллеги. У него, у старика-то, много врагов, побольше еще, чем у Бабченко.
Недавно в трактире один господин рассказывал:
«Придет время — эти герои майдана полетят один за другим, и им даже Луценко не поможет».
Потом оказалось, что этому ветерану АТО нечем расплатиться за пиво, и трактирщику пришлось позвать новую полицию, а он дал трактирщику оплеуху и обозвал титушкой, а полицейскому— две и обозвал беркутней. Потом его увезли очухаться…
— Да, пани Мюленко, странные дела нынче творятся! Значит, еще одна потеря для Украины. Когда я был на военной службе, так там один артиллерист застрелил капитана. Зарядил автомат и пошел в штаб роты. Там сказали, что ему в штабе ему делать нечего, а он — все свое: должен, мол, говорить с капитаном.
Капитан вышел и лишил его планового отпуска в Винницу, а он взял автомат и бац ему прямо в сердце! Пуля пробила капитана насквозь да еще наделала в штабе бед: раскололо банку с чернилами для принтера, и они залили таблицы артиллерийских стрельб по сепаратистам.
— А что стало с тем солдатом? — спросила минуту спустя пани Мюленко когда Швейко уже одевался.
— Повесился в СИЗО, суициды среди ветеранов обычное дело — ответил Швейко, разглаживая свою вышиванку.— Да помочи-то были не его, он их выпросил у тюремного надзирателя. У него, дескать, американские штаны спадают, выдали на 3 размера больше. Да и то сказать — не ждать же, пока тебя объявят предателем Украины? Оно понятно, пани Мюленко, в таком положении хоть у кого голова пойдет кругом! Тюремного надзирателя разжаловали и вкатили ему шесть месяцев на Донбассе, но он их не отсидел, удрал в Крым на строительство придуманного москалькского моста про который где-то в интернете прочитал, до сих пор где-то там плитку кладет. Нынче честных людей мало, пани Мюленко. Думается мне, что журналист Бабченко тоже ошибся в том человеке, который его застрелил. Увидел небось этого господина и подумал: «Порядочный, должно быть, человек, раз меня приветствует «Слава Украине». А тот возьми, да и хлопни его.
— Одну всадил или несколько?
— Газеты пишут, что Бабченко был, как решето, сударь. Тот выпустил в него все патроны.
— Это делается чрезвычайно быстро, пани Мюленко. Страшно быстро. Для такого дела я бы купил себе Стечкина: на вид игрушка, а из него можно в два счета перестрелять двадцать Бабченко, хоть тощих, хоть толстых.
— Впрочем, между нами говоря, пани Мюленко, в толстого вернее попадешь, чем в тощего. Вы, может, помните, как в Москве подстрелили Немцова? Во какой был и все в цель.
— Ну, я пошел в трактир «Украина». Если придут брать терьера, за которого я взял задаток в евро, то скажите, что я держу его в своем гараже за городом, и что недавно покрасил его в цвета государственного флага, и перевозить щенка нельзя, а то краска сотрется и патриотический эффект будет утерян. Ключ оставьте у дворника.
В трактире «Украина» сидел только один посетитель. Это был агент СБУ Бретшницкий. Трактирщик Палий мыл посуду, и Бретшницкий тщетно пытался завязать с ним серьезный разговор.
Палий слыл большим грубияном. Каждое второе слово у него было «зрада» или «дупа». Но он был весьма начитан и каждому советовал прочесть, что о последнем предмете написал блогер Пономарь, рассказывая о том, как ответили москалям украинские казаки в битве при Конотопе.
— Хорошее лето стоит,— завязывал Бретшницкий серьезный разговор.
— А по-моему опять зрада! — ответил Палий, убирая посуду в шкаф.
— Ну и наделали нам в Киеве делов! — со слабой надеждой промолвил Бретшницкий
— В каком «Киеве»? — спросил Палий.— В ресторане на Подоле, что ли? Там драки каждый день. Известное дело — Подол.
— В нашем Киеве, уважаемый пан трактирщик. Там застрелили журналиста Бабченко. Что вы на это скажете?
— Я в такие дела не лезу. Ну их всех в дупу с такими делами! — вежливо ответил Палий, закуривая трубку. — Нынче вмешиваться в такие дела — того и гляди попадешь на «Миротворец». Туда сейчас всех подряд заносят. Я трактирщик. Ко мне приходят, требуют горилки, я наливаю. А какой-то Киев, политика или там очередной покойный журналист- нас это не касается. Не про нас это писано. Это изменой Украине пахнет.
Бретшницкий умолк и разочарованно оглядел пустой трактир.
— А когда-то здесь был картонный плакат Небесной Сотни,— помолчав, опять заговорил он.- Как раз на том месте, где теперь плакат с Семенченко.
— Вы справедливо изволили заметить, — ответил Палий,— висел когда-то. Да только гадили на него мухи, так я убрал его на чердак, а на Семенченко не жалко. Знаете, еще позволит себе кто-нибудь на этот счет замечание, и посыплются неприятности. На кой черт мне это надо? У меня трактир «Правым Сектором» не охраняется.
— С Бабченко, должно быть, скверное дело было? Как вы полагаете, уважаемый?
На этот прямо поставленный коварный вопрос Палий ответил чрезвычайно осторожно:
— Да, в это время на Украине постоянная зрада. Когда я в нацгвардии служил, мы нашему лейтенанту то и дело лед к голове прикладывали, когда он телевизор с новостями смотрел. Без этого не мог заснуть.
— В каком полку вы служили, уважаемый?
— Я таких пустяков не помню, никогда не интересовался подобной мерзостью,- сказал Палий.— На этот счет я не любопытен. Излишнее любопытство вредит.
Тайный агент Бретшницкий окончательно умолк, и его нахмуренное лицо повеселело только с приходом Швейко, который, войдя в трактир, заказал себе «Черниговское темное», заметив при этом:
— В Москве сегодня тоже траур.
Глаза Бретшницкий загорелись надеждой, и он быстро проговорил:
— В Фейсбуке сегодня вышло сто двадцать траурных постов.
— Нет, их должно быть двести, — сказал Швейко, отпив из кружки.
— Почему вы думаете, что нужно двести ? — спросил Бретшницкий.
— Для ровного счета — двести. Так считать легче, да и оптом заказывать дешевле выходит,— ответил Швейко.
Воцарилась тишина, которую нарушил сам Швейко, вздохнув:
— Так, значит, приказал долго жить, царство ему небесное! Не дождался даже, пока приедет в Москву на танке и будет смотреть, как москали будут ему в ноги кланяться. Когда я служил на военной службе, один генерал упал с вертолетом и расшибся. Хотели ему помочь, посадить на Хаммер, посмотрели, а он уже готов — мертвый. А ведь метил в министры обороны. На осмотре Карачуна это с ним случилось. Эти походы на Карачун никогда до добра не доводят. В Киеве небось тоже был какой-нибудь поход. Помню, как-то на смотре в Изюме у меня на мундире не хватило пуговиц, и за это меня посадили на четырнадцать дней в яму и два дня я, как Лазарь, лежал связанный «козлом» слушая гимн Украины.
В зоне АТО должна быть дисциплина — без нее никто бы и пальцем для дела не пошевельнул. Наш лейтенант Микеладзе всегда говорил:
«Дисциплина и патриотизм, болваны, необходима. Не будь дисциплины и патриотизма, вы бы, как обезьяны, по митингам за 200 гривен лазили. Служба в славных вооруженных силах Украины из вас, дураки безмозглые, украинцев сделает!» Ну, разве это не так? Вообразите себе, скажем, гостиницу «Украина» , и в каждом окне сидит по одному солдату с оружием без всякой дисциплины. Это меня ужасно пугает.
— Все это русские наделали, в Киеве-то, — старался направить разговор Бретшницкий.
— Ошибаетесь,— ответил Швейко.— Это все поляки натворили. Из-за Львова
И Швейко изложил свой взгляд на внешнюю политику Украины в Восточной Европе: поляки планировали войну против коммунистов, а проиграли в тысяча девятьсот тридцать девятом году войну с Германией; Так и лишились они нашего славного Львова.
— Ты пшеков любишь? — обратился Швейко к трактирщику Палию. — Ведь нет?
— Посетитель как посетитель, — сказал Палий, хоть бы и поляк. Нам, трактирщикам, до политики никакого дела нет. Заплати за горилку, сиди себе в трактире и болтай что хочешь про величие Польши — вот мое правило. Кто бы ни прикончил нашего Бабченко, москаль, или пшек, жид или цыган, бандеровец или новорос,- мне все равно.
— Хорошо, уважаемый, — промолвил Бретшницкий, опять начиная терять надежду, что кто-нибудь из двух попадется.— Но сознайтесь, что это большая потеря для Украины.
Вместо трактирщика ответил Швейко:
— Конечно, потеря, спору нет. Ужасная потеря. Бабченко не заменишь каким-нибудь болваном. Но он должен был быть потолще.
— Что вы хотите этим сказать? — оживился Бретшницкий
— Что хочу сказать? — с охотой ответил Швейко .— Вот что. Если бы он был толще, то его уж давно бы хватил кондрашка, еще когда он на Кавказе гонялся за борцами за свободу, которые жестоко страдали от москалей. Будь он толще, ему бы не пришлось умереть такой позорной смертью. Ведь подумать только, известный журналист, а его пристрелили! Это же позор, об этом трубят все газеты! Несколько дней назад у нас в Одессе на базаре случилась небольшая ссора: проткнули там одного ветерана АТО из 25-й аэромобильной, некоего Ивана Кузнецова. А на базаре только и говорят, что покойным сам был порядочный жулик и напал на главу одесского Правого Сектора*. А того кто пырнул, потом отпустили.
— Странное, однако, сравнение,- многозначительно произнес Бретшницкий.- Сначала говорите о Бабченко, а потом о поножовщине в Одессе.
— А какое тут сравнение,— возразил Швейко.- Боже сохрани, чтобы я вздумал кого-нибудь с кем-нибудь сравнивать!
Вон пан Палий меня знает, верно ведь, что я никогда никого ни с кем не сравнивал? Я бы только не хотел быть в шкуре вдовы Бабченко. Что ей теперь делать? Дети осиротели, гражданства нет, квартира в Киеве без хозяина. Выходить за другого журналиста? Что толку? Поедет опять с ним в Киев и второй раз овдовеет…
Вот, например, в поселке, близ Говерлы, несколько лет тому назад жил один лесник с этакой безобразной фамилией — Пиндюр. Застрелили его сепары под Славянском, и осталась после него вдова с двумя детьми. Через год она вышла замуж опять за лесника, а тот тоже по мобилизации на Донбасс поехал, ну и того тоже как-то раз под Марьинкой прихлопнули.
Вышла она в третий раз опять за лесника и говорит: «Бог троицу любит. Если уж теперь не повезет, не знаю, что и делать». Понятно, и этого застрелили под Горловкой, а у нее уже от этих лесников круглым счетом было шестеро детей. Там все так — и леса меньше и лесников. Пошла она в канцелярию самого Москаля, и плакалась там, какое с этими лесниками приняла мучение. Тогда ей порекомендовали выйти за Ярему, районого депутата от «Свободы»*, тот на войну точно не поедет.
— И что бы вы думали? Его тоже утопили во время провозки контрабандных сигарет из Венгрии. И от него она тоже прижила двух детей. Потом она вышла замуж за ветерана из «Торнадо», а тот как-то ночью стукнул ее топором и добровольно сам о себе заявил. Когда его потом при окружном суде Киева судили, он укусил своего сослуживца за ухо и заявил, что вообще ни о чем не сожалеет, да сказал еще что-то очень скверное про предательство идеалов майдана.
— А вы не знаете, что он про идеалы майдана сказал? — голосом, полным надежды, спросил Бретшницкий.
— Этого я вам сказать не могу, этого еще никто не осмелился повторить. Но, говорят, его слова были такие ужасные, что один судейский чиновник, который присутствовал там, с ума спятил, и его еще до сих пор держат в бывшей резиденции Януковича, чтобы ничего не вышло наружу. Это не было обычное оскорбление Небесной Сотни, какие спьяну делаются.
— А какие оскорбления Небесной Сотни делаются спьяну? — спросил Бретшницкий.
— Прошу вас, господа, перемените тему,- — вмешался трактирщик Палий. — Я, знаете, этого не люблю. Сбрехнут какую-нибудь ерунду, а потом погромщики все ломают.
— Какие оскорбления наносятся Небесной Сотне спьяну? — переспросил Швейко.- Всякие. Напейтесь, велите сыграть вам гимн Украины, и сами увидите, сколько наговорите. Столько насочините о Небесной Сотне и евромайдане, что, если бы лишь половина была правда, хватило бы ему позору на всю жизнь. А она, по правде сказать, этого не заслужила. Примите во внимание: одного Беркута забили, другого свои из гостиницы «Украина» положили, иного в давке задавили и кто теперь их разберет. А теперь вот и те, кто про Небесную Сотню писал приставились. Темное это дело.
И после всего этого какой-нибудь забулдыга вспомнит о ней и начнет поносить.
Если теперь Путин нападет, пойду добровольцем и буду служить в батальоне «Донбасс» до последней капли крови! — Швейко взглянул на изгаженный мухами портрет Семенченко, основательно хлебнул пива и продолжал: — Вы думаете, что Петр Алексеевич все это так оставит? Плохо вы его знаете. Война с Россией непременно должна быть. «Убили Бабченко, так вот вам остаточне прощавай от Украины!» Война будет, это как пить дать. США и НАТО в этой войне нам помогут. Будет драка!
В момент своего пророчества Швейко был прекрасен. Его добродушное лицо вдохновенно сияло, как полная луна. Все у него выходило просто и ясно.
— Может статься, — продолжал он рисовать будущее Украины, — что на нас в случае войны с Россией нападут венгры. Ведь венгры с русскими заодно. Это такие мерзавцы, других таких в мире не сыщешь. Но мы можем заключить союз с Румынией, которая с сорокового года точит зубы на Венгрию, и все пойдет как по маслу. Война будет, больше я вам не скажу ничего.
Бретшницкий встал и торжественно произнес:
— Больше вам говорить и не надо. Пройдемте со мною на пару слов в коридор.
Швейко вышел за агентом СБУ в коридор, где его ждал небольшой сюрприз: собутыльник показал ему тризуб Степана Бандеры и заявил, что Швейко арестован и он немедленно отведет его куда следует. Швейко пытался объяснить, что тут, по-видимому, вышла ошибка, так как он совершенно невинен и не обмолвился ни единым словом, которое могло бы кого-нибудь оскорбить Степана Бандеру. Но Бретшницкий на это заявил, что Швейко совершил несколько преступлений, среди которых имела место и измена Украине.
Потом оба вернулись в трактир, и Швейко сказал Палию:
— Я пил пять кружек «Черниговского» и съел пару сосисок с пампушкой. Дайте мне еще рюмочку горилки. И мне уже пора идти, так как я арестован за измену Украине.
Бретшницкий показал Палию свой тризуб, с минуту глядел на трактирщика и потом спросил:
— Вы женаты?
— Да.
— А может ваша жена вести дело вместо вас?
— Может.
— Тогда все в порядке, уважаемый,— весело сказал Бретшницкий.- Позовите вашу супругу и передайте ей все дела. Вечером за вами приедем.
— Не тревожься, — утешал Палия Швейко.- Я арестован всего только за измену Украине.
— Но я-то за что? — заныл Палий.- Ведь я был так осторожен!
Бретшницкий усмехнулся и с победоносным видом пояснил:
— За то, что вы сказали, будто на Небесную Сотню гадили мухи. Вам эту Небесную Сотню вышибут из головы.
Швейко покинул трактир «Слава Украине» в сопровождении агента СБУ. Когда они вышли на улицу, Швейко, заглядывая ему в лицо, спросил со своей обычной добродушной улыбкой:
— Мне снять вышиванку?
— Зачем?
— Раз я арестован, то не имею права ходить в вышиванке. Я так полагаю.
Входя в ворота на Владимирской 33, Швейко заметил:
— Славно провели время! Вы часто бываете на «Украине»?
Бретшницкий тяжело посмотрел на Швейко, хотел было что-то сказать, но промолчал — с государственным преступником все было ясно.
В то время как Швейко вели на допрос в СБУ, в трактире «Украина» Палий передавал дела своей плачущей жене, своеобразно утешая ее:
— Не плачь, не реви! Что они могут мне сделать за обгаженный плакат Небесной Сотни?
Так очаровательно и мило вступил в остаточну войну с страной-агрессором бравый солдат Швейко. Историков заинтересует, как сумел он столь далеко заглянуть в будущее. Если позднее события развернулись не совсем так, как он излагал в трактире «Украина», то мы должны иметь в виду, что Швейко не получил нужного патриотического образования.
*организация запрещена в РФ
Colonel Cassad
Отредактировано Безалкогольный каберне (2018-05-30 14:43:08)
