ДА!!!!
Он зол на Одессу, а вышел Херсонский
Свидомый взгляд на прошлое и настоящее Города-героя
Лауреата Русской премии Бориса Херсонского вчера тошнило в соцсетях на всю Одессу. Литератор публично задавался проклятыми вопросами… С какого праздника Одессу назвали городом-героем? С какого перепугу Михаила Саакашвили объявляют оккупантом Одессы?
Фейсбучные размышления одесского литератора пришлись по душе правильным украинским СМИ — и были сразу же опубликованы. Правда, столичный сайт «Новое время» обрезал матерные слова одесского «лидера общественного мнения». Но и без них получилось вполне «душевно».
Итак, Борис Херсонский сообщил публике: «Что меня достало, это метафоры времен так называемой Великой Отечественной в применении к нынешней ситуации в Одессе. Понятно, когда этот опыт использует российская пропаганда в отношении наших украинских проблем — все у нас нацисты и каратели, да. Но когда те же метафоры идут в ход в общении между нами (девочками, одесситами, интеллигентами — нужное подчеркнуть), я чувствую невыносимую тошноту».
Невыносимо тошнит одесского литератора и психиатра, когда в милейшем «варяге» кто-то видит оккупанта. Разве можно возводить напраслину на такого — своего в доску — парня, как Михо?! То ли дело — ужасные одесские «ватники», которых Борис Херсонский на пару с поэтессой Херсонской полтора года назад называл «антропологической катастрофой»…
Когда говорят «поэт Херсонский», — меня смущает слово «поэт» (мне казался куда более точным вариант, предложенный известным литературоведом: «блогер, пишущий в рифму»). Вот, к примеру, его стихотворный текст о Крыме, «Лекция по географии-2»:
Полуостров похож на сосок. Или, вернее, на член.
Утирает захватчица губы, поднимаясь с колен.
Какой пациент психиатра Херсонского поделился со стихотворцем Херсонским подобными видениями: и о форме Крымского полуострова, и о странном уделе агрессора?!
После публикации этого шедеврального текста мне казалось, что на подобную поэзию если и нашелся любитель, то в одном бесценном экземпляре — поэтесса Херсонская. Ан нет! Имя им — легион. На Львовском книжном форуме Херсонский читал эти стихи — имел успех у публики.
Но есть люди, которые чувствуют «невыносимую тошноту» при словах: «одесский поэт Херсонский». Несомненна здесь только фамилия. Многим одесситам памятно выступление Херсонского в эфире программы Савика Шустера — по горячим следам событий 2 мая 2014 г. Словоохотливый литератор рассуждал о том, что со сторонниками федерализации невозможно договариваться — они способны только бить. Представляете, каково было слышать это матери семнадцатилетнего комсомольца Вадима Папуры, погибшего под стенами Дома профсоюзов?.. Вскоре после того эфира мой коллега Андрей Крикунов предложил новую терминологию: «дегуманизированный поэт Херсонский». Не прижилась. Не одобрил сам Херсонский.
Понимаете ли, в чем дело…
Одесский поэт — это фронтовик Семен Липкин, написавший в 1967-м свою «Золу»:
Я был остывшею золой
Без мысли, облика и речи,
Но вышел я на путь земной
Из чрева матери — из печи.
Еще и жизни не поняв
И прежней смерти не оплакав,
Я шел среди баварских трав
И обезлюдевших бараков.
Неспешно в сумерках текли
«Фольксвагены» и «Мерседесы».
А я шептал: «Меня сожгли.
Как мне добраться до Одессы?"
Одесский поэт — это харьковчанин Григорий Поженян. Участник обороны Одессы, сценарист фильма «Жажда» (снятого в 1959 году Евгением Ташковым). Это фильм о том, как диверсионный отряд моряков обеспечил подачу пресной воды в осажденную Одессу. В основу сценария положен реальный факт: захват насосной станции в селе Беляевка. В этой операции участвовал и краснофлотец Григорий Поженян по прозвищу Уголек.
И вот нам — нынешний «одесский поэт» Херсонский, с трудом превозмогающий тошноту: «Кстати, о городе-герое. Термин это чисто советский. Города героями не бывают. Героями бывают люди, защищающие (как в случае с Одессой) или покоряющие этот город. Героическая оборона Одессы все же закончилась ее сдачей, после чего город жил себе, не тужил. Торговал на Привозе, пел в Оперном, учился в Университете, читал книжки, изданные в той же Одессе после долгого перерыва, Гумилева, к примеру».
О том, как во время оккупации «город жил себе, не тужил» (если верить Херсонскому на слово), прозаик Фридрих Горенштейн писал в романе «Попутчики»: «Местом регистрации назначили бывшую лётную школу, возле аэродрома, по Люстдорфской дороге. Утром девятнадцатого октября одесситы увидели на улицах толпы евреев всех возрастов от стариков до детей, которые шли в направлении Люстдорфа, поскольку за неявку на регистрацию в объявлении указывался расстрел… Там расположены большие пороховые склады, всего девять таких складов. Немецкие солдаты загоняли евреев в эти склады, потом при помощи шлангов и насосов стали поливать сараи и людей горючей смесью и подожгли. Крики, пламя, и ужасный запах горящих тел не давал уснуть даже тем одесситам, кто жил весьма далеко от Люстдорфа. Сначала утихли крики, потом погасло пламя, но ужасный запах сохранился ещё на многие недели».
…Ах, Херсонского дурно поняли — относительно «город не тужил»? Ах, он неудачно выразился? Ах, неверно истолковали? Но ведь его — с незавидной периодичностью дурно понимают, ловят на неудачных выражениях и неверно истолковывают. А письменность дана лауреату, с позволения сказать, Русской премии — исключительно для того, чтоб он неудачно выражался о самых трагических событиях? Ах, не сметь цитировать лауреата без его разрешения?! Ну, на этот счет (цитирование и разбор текстов Херсонского, находящихся не в его личном сейфе, а в свободном интернет-доступе) критик Топоров в свое время популярно объяснил лауреату Русской премии, почем в Одессе рубероид и в какой стороне юг… Бредить следует в психиатрической клинике (где Борис Херсонский собственно и работает), а не в информационном пространстве.
О вещах незначительных Херсонский как раз изъясняется очень аккуратно и точно. Например, написал недавно для киевского издания: «Сегодня я чувствую себя гражданином Черновцов, почему-то до сих пор живущим в Одессе». Точнее ведь не скажешь. Ну, видимо, потому что удачное обстоятельство места — это важно для всяческого гешефта…
Но вот почему-то в исторических экскурсах Херсонского (на тему тошнотворного города-героя) слова болтаются, как на шарнирах. «Евреев угнали, собрав предварительно в гетто без особых проблем». Вот это «без особых проблем» — как понимать? Какие будут интерпретации у учредителей Русской премии, которую «без особых проблем» получил Херсонский? «И где он, массовый героизм? Отбили Одессу совсем спокойно. Румыны оставили ее без боя».
Один замечательный русский писатель очень точно подметил отличительную особенность представителей так называемой интеллектуальной экспертной среды. Эти люди всегда настойчиво предлагают себя в качестве оценщиков. Они охотно выступают экспертами на любую тему. Но они никогда не берут на себя ответственность за результат экспертизы. Да, собственно, и за любые свои слова отвечать не приучены…
Вот пишет Херсонский о недавних трагических событиях: «Второго мая 2014 года я подобрал на Куликовом поле листовку, выпущенную к 23 февраля. На ней был изображен вполне себе героический матрос, призывающий освободить Одессу от Майдана, выполненный полностью в эстетике сталинской поры. Окружение и ситуация были соответствующими. Горел Дом профсоюзов, с крыши стреляли, „скорая“ вывозила трупы и пострадавших».
Мне уже приходилось объяснять ретивым защитникам «гуманиста» Херсонского, что некоторые его записки на эту тему — сродни действиям одесского политического персонажа Алексея Гончаренко внутри Дома профсоюзов. Того самого Гончаренко, который 2 мая рапортовал в студию Шустера о победном разгроме лагеря «куликовцев» и «спасении» Одессы, а потом, переворачивая обгоревшие трупы, устраивал фотосессию.
Вот ведь было чем заняться человеку на Куликовом поле 2 мая. Листовки подбирал в разгромленном лагере. Слово «трофей» не прозвучало, поэтому не станем приписывать его Херсонскому. Но обратим внимание на фокусировку авторского взгляда: с крыши стреляют, «скорая» увозит трупы. Понимаете, да? Стреляют не из той озверевшей толпы, в которой находится и автор, коллекционер «ватных» листовок, — а с крыши. Надо полагать, и в автора стреляют, и в «спасителей» Одессы, и сами в себя. И жгут себя сами. И нет рядом с автором никаких сотников с пистолетами, и никто на его глазах не добивает людей, выпрыгивающих из окон… Негоже лауреату Русской премии обращать внимание на такие лишние детали? Увлекся разглядыванием подобранной листовки? С кем не бывает?..
Не бывает — с русским поэтом.
Русский поэт Светлана Кекова написала о событиях 2 мая:
…и крики, и мольбы, и стоны бесполезны:
свершились времена и вышел зверь из бездны:
в Одессе крик и плач — и пламя рвётся ввысь…
А чёрный дым ползёт по обгоревшим трупам,
и ангел над землёй кричит в огромный рупор:
«Остановись, народ! Народ, остановись!»
Да, я боюсь толпы, страшусь её оскала:
я слышала уже, как чернь рукоплескала,
приветствуя убийц, крича: «Распни, распни!»
Но Божий гнев уже созрел в огромных чашах…
Да будет эта кровь на вас и детях ваших,
на вас, кого уже нельзя назвать людьми.
